Я помню очень хорошо 9 мая 1975 года — отмечали 30 лет со дня победы над фашистами. Мы отправились на парад: мама, папа, я и Лариса. С утра принарядились. Папа раздал всем шарики и флажки. Мне достался большой красный шар и я гордо шла с ним рядом с мамой — спешила присоединиться к колонне первоклассников нашего посёлка, а Ларисе дали флажок, тоже красный и сидела она на плечах у папы. Так мы и дошли до площади, потом меня сдали учительнице, а родители пошли к месту сбора сотрудников своей организации.
После парада мы снова встретились и Лариса стала просить шар. Я отвязала его от своего рукава и стала передавать ей, но шар был немедленно подхвачен порывом весеннего ветра и стал подниматься в небо — всё выше и выше. Слезы катились по моим щекам — потеря шара была очень обидной, но ещё досаднее было то, что поймать его не было никакой возможности. Событие казалось непоправимым, однако вдруг шар зацепился за ветку дерева рядом с балконом дома. Папа сказал:
- Сейчас мы это дело поправим.
И побежал в дом. И совсем скоро прекрасный большой красный шар снова был у меня в руках...
Эх, папка, папка, ты всегда меня выручал. И не единожды спасал. Например, когда мне было лет десять, я возвращалась из школы в сильную метель и на пустыре упала в сугроб, стала замерзать. Замерзать очень приятно. Становится не холодно, а тепло. Из мира иллюзорных пальм и моря в этот мир вернул меня ты. Просто вышел встречать и увидел портфель ещё не совсем заметеный снегом, а под ним — меня.
Ты всегда меня понимал. И нам не нужно было говорить много, достаточно было просто посмотреть в глаза, посидеть рядом. И даже когда расстояние между нами было уже больше тысячи километров — мы общались по скайпу и обычное утреннее приветствие означало гораздо больше, чем обычное «здрасьте».
И вот теперь ты лежишь на белом атласе, в обрамлении чёрного — такой красивый, спокойный и даже улыбаешься, стараешься и после смерти подбодрить нас, мол, ну что тут такого — подумаешь, умер! Одет во всё новое, добротное, как жених. Мама недавно купила — готовила тебя к поездке за границу. Сердце уже стало слабым. Но пару лет ты не хотел и слышать об операции, а без соответствующего настроя врачи оперироваться предостерегали. Ты боялся, я чувствовала это. Но потом согласился. И мы стали искать лучшее место для этого. Нашли. Несколько месяцев заняло оформление документов. Десятого января ты получил свой заграничный паспорт с мультивизой в Венгрию. Четырнадцатого оттуда прилетел зять — за тобой. Двадцатого вы должны были лететь, на следующий день тебя ждал врач. А ты... ты пятнадцатого умер...
Эх, папка! Я думаю, ты хотел умереть дома и тебе тяжело было думать об операции, но ведь она давала шанс. Я знаю, ты боялся стать немощным. Ты всегда помогал другим, а принимать помощь не умел, старался обходиться своими силами, как бы тяжело это ни давалось.
В последний путь тебя пришли провожать почти сто человек: родственники, соседи, друзья, сотрудники. Все говорили: добрый, добрый добрый...
И даже священник, отпевавший тебя, вспомнил как всегда улыбающегося человека.
Эх, папка! Мне так было грустно видеть морщинки, которые в последнее время безжалостно чертили замысловатые геометрические фигуры на твоём лице. Но сейчас их нет — забальзамировали хорошо, предупредили, что трогать нельзя — яд. Я беру тебя за руку, глажу по щеке — холод, холод... ну что же ты так? Давай уже, потеплей, встань, скажи, что пошутил.
Я так хотела приехать к тебе ровно неделю назад. Но не приехала. Может быть, мне бы удалось удержать тебя на этой земле, как ты тогда ухватил мой шарик и не дал улететь ему в небо. А я не приехала, не ухватила... дала улететь.
Ты умер так, что никто не видел. Пошёл в подвал - посмотреть, всё ли в порядке. И не вернулся. Так и нашли тебя там, лежащего на спине. Скорая помощь приехала через сорок минут и врач с изысканной брезгливостью даже осматривать тебя не стала, сказав что «точно умер, и так видно». И только по требованию мамы на секунду прикоснулась к твоей руке, чтобы якобы попробовать пульс. Вскрытие не делали. Тебя всего три дня назад выписали из больницы и лечащий врач обещал, что ты проживешь ещё долго. Три дня... прошли быстро.
Эх, папка, ты прожил всего 71 год — это так мало. Всю жизнь старался для нас и вот теперь, когда можно было жить хорошо за счёт детей, путешествовать по миру, ты ушёл. Потому что привык давать, а не брать. Потому что не хотел быть слабым. Священник сказал, что просто пришло время твоей душе двигаться дальше. Душа бессмертная и она знает, когда и зачем приходит в этот мир, когда наступает время покидать его. И что тебе теперь хорошо. И плакать не нужно...
Я стараюсь, но похоже что резервуар слез в моем организме неиссякаем. Да, умом всё понятно, но...
Папка, мой любимый папуля! Пусть земля тебе будет пухом, Царствие тебе небесное! Пусть тебе будет там хорошо!
И мы с тобой обязательно встретимся — кто раньше, кто позже, как ты сейчас встретился со своими родителями. Семьёй-то ведь легче...
Я тебя так люблю! Прости, что не приехала раньше...
Комья земли стучат по крышке гроба. Вырастает могильный холм. Венки от жены, детей, внуков и правнука, других родственников, сотрудников, соседей. Из толпы доносится:
- Красивые венки, дорогие.
- Ну так и человек был хороший.
- Да через месяц уже забудется...
Папка, ты прописался теперь ещё дальше от меня... но я буду приезжать, навещать... Ухожу от могилы последней. И взгляд натыкается на маленькую табличку с коротким словом «бронь». Мама? Мамочка, ну хоть ты, пожалуйста, живи долго и не покидай нас...
Вход на сайт